Неточные совпадения
Он
испытывал в первую минуту чувство подобное тому, какое
испытывает человек, когда, получив вдруг сильный удар сзади, с досадой и желанием мести оборачивается, чтобы найти виновного, и убеждается, что это он сам нечаянно ударил себя, что сердиться
не на кого и надо перенести и утишить
боль.
Сознание было полное, я все видел,
боли не испытывал никакой.
По всей вероятности, пан Казимир уехал бы в Сибирь со своими широкими планами, если б его
не выручила маленькая случайность. Еще после пожара, когда было уничтожено почти все Заполье, Стабровский начал
испытывать какое-то смутное недомоганье. Какая-то тяжесть в голове, бродячая
боль в конечностях, ревматизм в левой руке. Все это перед рождеством разрешилось первым ударом паралича, даже
не ударом, а ударцем, как вежливо выразился доктор Кацман.
Он сидел на том же месте, озадаченный, с низко опущенною головой, и странное чувство, — смесь досады и унижения, — наполнило
болью его сердце. В первый раз еще пришлось ему
испытать унижение калеки; в первый раз узнал он, что его физический недостаток может внушать
не одно сожаление, но и испуг. Конечно, он
не мог отдать себе ясного отчета в угнетавшем его тяжелом чувстве, но оттого, что сознание это было неясно и смутно, оно доставляло
не меньше страдания.
Несмотря на то, что я ощущал сильнейшую
боль в ухе, я
не плакал, а
испытывал приятное моральное чувство. Только что папа выпустил мое ухо, я схватил его руку и со слезами принялся покрывать ее поцелуями.
Я нисколько
не боялся
боли наказания, никогда
не испытывал ее, но одна мысль, что St.-Jérôme может ударить меня, приводила меня в тяжелое состояние подавленного отчаяния и злобы.
Я пишу это и чувствую: у меня горят щеки. Вероятно, это похоже на то, что
испытывает женщина, когда впервые услышит в себе пульс нового, еще крошечного, слепого человечка. Это я и одновременно
не я. И долгие месяцы надо будет питать его своим соком, своей кровью, а потом — с
болью оторвать его от себя и положить к ногам Единого Государства.
Не помню, как и что следовало одно за другим, но помню, что в этот вечер я ужасно любил дерптского студента и Фроста, учил наизусть немецкую песню и обоих их целовал в сладкие губы; помню тоже, что в этот вечер я ненавидел дерптского студента и хотел пустить в него стулом, но удержался; помню, что, кроме того чувства неповиновения всех членов, которое я
испытал и в день обеда у Яра, у меня в этот вечер так
болела и кружилась голова, что я ужасно боялся умереть сию же минуту; помню тоже, что мы зачем-то все сели на пол, махали руками, подражая движению веслами, пели «Вниз по матушке по Волге» и что я в это время думал о том, что этого вовсе
не нужно было делать; помню еще, что я, лежа на полу, цепляясь нога за ногу, боролся по-цыгански, кому-то свихнул шею и подумал, что этого
не случилось бы, ежели бы он
не был пьян; помню еще, что ужинали и пили что-то другое, что я выходил на двор освежиться, и моей голове было холодно, и что, уезжая, я заметил, что было ужасно темно, что подножка пролетки сделалась покатая и скользкая и за Кузьму нельзя было держаться, потому что он сделался слаб и качался, как тряпка; но помню главное: что в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело, будто бы я люблю очень много пить и будто бы я и
не думал быть пьяным, и беспрестанно чувствовал, что и другие очень глупо делают, притворяясь в том же.
Пушкин перед смертью
испытывал страшные мучения, бедняжка Гейне несколько лет лежал в параличе; почему же
не поболеть какому-нибудь Андрею Ефимычу или Матрене Саввишне, жизнь которых бессодержательна и была бы совершенно пуста и похожа на жизнь амебы, если бы
не страдания?
Но ведь вы знали и другие ощущения; вам бывало и сладко, и приятно; отчего ж, для разнообразия,
не испытать и
боль!
Десятки лет проходили в этом однообразии, и никто
не замечал, что это однообразие, никто
не жаловался ни на пресыщение, ни на головную
боль! В баню, конечно, ходили и прежде, но
не для вытрезвления, а для того, чтобы
испытать, какой вкус имеет вино, когда его пьет человек совершенно нагой и окруженный целым облаком горячего пара.
Сказал это Колесников и подумал, что
не только он, а и вся ночь
не верит в то, что произошло на станции, и никогда
не поверит. И никогда, даже в ту минуту, как под его рукой упал убитый энский губернатор, ни в другие, казалось, более тяжелые минуты
не испытал Колесников такого ясного и простого чувства сердечной
боли, как теперь, над сонною рекой, когда кричали лягушки. Позади чиркнула спичка, закуривал Еремей.
Еще раз, кроваво вспыхнув, сказала угасающая мысль, что он, Васька Каширин, может здесь сойти с ума,
испытать муки, для которых нет названия, дойти до такого предела
боли и страданий, до каких
не доходило еще ни одно живое существо; что он может биться головою о стену, выколоть себе пальцем глаза, говорить и кричать, что ему угодно, уверять со слезами, что больше выносить он
не может, — и ничего.
Он спал меньше и меньше; ему давали опиум и начали прыскать морфином. Но это
не облегчало его. Тупая тоска, которую он
испытывал в полуусыпленном состоянии, сначала только облегчала его как что-то новое, но потом она стала так же или еще более мучительна, чем откровенная
боль.
—
Не то важно, что Анна умерла от родов, а то, что все эти Анны, Мавры, Пелагеи с раннего утра до потемок гнут спины,
болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей, всю жизнь боятся смерти и болезней, всю жизнь лечатся, рано блекнут, рано старятся и умирают в грязи и в вони; их дети, подрастая, начинают ту же музыку, и так проходят сот-ни лет, и миллиарды людей живут хуже животных — только ради куска хлеба,
испытывая постоянный страх.
Объясняясь в любви, Вера была пленительно хороша, говорила красиво и страстно, но он
испытывал не наслаждение,
не жизненную радость, как бы хотел, а только чувство сострадания к Вере,
боль и сожаление, что из-за него страдает хороший человек.
Человек закричал бы от
боли, если бы,
не работая, почувствовал в мышцах ту
боль, которую он,
не замечая ее,
испытывает при работе. Точно так же и человек,
не работающий духовную работу над своим внутренним миром,
испытывает мучительную
боль от тех невзгод, которые,
не замечая их, переносит человек, полагающий главное дело жизни в усилии для освобождения себя от грехов, соблазнов и суеверий, то есть в нравственном совершенствовании.
Способность
испытывать боль присуща каждому живому существу, прежде всего человеку, также животному, может быть по-иному, и растению, но
не коллективным реальностям и
не идеальным ценностям.
Личность
не только способна
испытывать боль, но в известном смысле личность есть
боль.
Он
не обвинял отца,
не жалел матери,
не терзал себя угрызениями; ему понятно было, что все в доме теперь
испытывают такую же
боль, а кто виноват, кто страдает более, кто менее, богу известно…
Переплывая Канал, уже во второй раз, я и тут
не испытал припадков морской болезни. Качка дает мне только приступы особенного рода головной
боли, и если море разгуляется, то мне надо лежать. Но и в этот довольно тихий переезд я опять был свидетелем того, до какой степени англичанки подвержены морской болезни. Она, как только вступила на палубу, то сейчас же ляжет и крикнет...
Для человека, понимающего жизнь как подчинение своей личности закону разума,
боль не только
не есть зло, но есть необходимое условие, как его животной, так и разумной жизни.
Не будь
боли, животная личность
не имела бы указания отступлений от своего закона;
не испытывай страданий разумное сознание, человек
не познал бы истины,
не знал бы своего закона.
Они даже
не могли
испытать, в силах ли будут подняться на ноги, так как туго завязанные мертвыми узлами веревки мешали им сделать малейшее движение. Оба только чувствовали от этих впившихся в тело веревок и от перенесенных палочных ударов нестерпимую
боль.
Благодаря головной
боли,
не позволявшей ей ни во что хорошенько вслушиваться и к чему-либо присматриваться, она
не испытывала никаких новых неприятных ощущений. Но к десерту ей стало так плохо, что сидевший рядом с нею губернатор спросил ее...
И в самом деле, только что к полдню проснулись в избушке. Сделали новые перевязки больной и между тем спросили, как ее угораздило, после строгого наказу,
испытать лютого зелья. Цыганка рассказала, что она впросонках слышала, как на полке возился котенок; она встала, хотела по нем ударить и зацепила рукавом за пузырек… остального будто за жестокою
болью не помнила.
Перетаскивая с дворником мебель, думал о том, как хитро устроен человек: птица к зиме летит на юг, а человек
испытывает влечение и любовь к дому своему, коробочке, копошится, устраивает, готовится к дождям и метелям. Сейчас у меня это носит характер даже увлечения, и только мелькающий в глазах образ моей Лидочки, которая в прежние года по-своему помогала мне в уборке, пронизывает сердце острой и безнадежной
болью. Ее-то уж
не будет!